Жесткий капитализм, исповедуемый японским обществом, заставляет всех находящихся на службе японцев демонстрировать улыбку и благорасположение при общении, с иностранцами в том числе. Многие это делают вполне откровенно, но немало людей просто изображают доброжелательность. По моим личным наблюдениям, искренность отношения японца к иностранцу сильно зависит от того, как далеко эти отношения могут  зайти. Если очевидно, что Вы пообщаетесь с японцем недолгое время и расстанетесь навсегда, очень вероятно, что у Вас останется вполне ровное и теплое впечатление от собеседника. Если же Ваши отношения имеют шанс быть пролонгированными, даже если это будет несколько встреч с каким-нибудь чиновником, будьте готовы к проявлениям национализма. Конечно, эти проявления носят вероятностный характер – Вам может повезти и действительно приятные люди будут иметь дело с Вами, но может быть и совершенно обратное. Вопрос, как всегда в количестве, которое может быть критическим. Как я говорил, в каждой стране есть вероятность почувствовать дискриминацию на национальной почве – но общее негативное восприятие пропорционально проценту людей, от которых Вы можете получить заряд национализма. Я могу сравнивать из своего опыта несколько стран, где я был достаточно долгое время для накопления статистики, - Германия, Япония, Польша, ну и родина – СССР. Последняя тоже имеет специфику дискриминации, но уже не по национальности, а по статусу-положению-званию-итд. К сожалению, мы сами себя не любим и какой-нибудь недоученный ГАИшник может запросто  Вас «опустить» покруче, чем какой-нибудь немец и японец продискриминировать на основе национальности... Но все-таки, к сравнению – в Японии национализм имеет свои особенности. Каковы они и чем они обусловлены? Во-первых, японцы очень строго делят людей на японцев и неяпонцев. Последние и являются объектом нелюбви, независимо от того американец ты или папуас. Правда, есть градации в этой среде – первыми и наиболее обижаемыми являются китайцы и корейцы, в силу исторических причин. Потом идут всякие азиаты и потом, наименее дискриминируемая, европеидная раса - тут нас ни от американцев, ни от немцев практически не отличают. В Германии есть существенная градация, сложившаяся исторически и, к сожалению, русские занимают не лучшую позицию в этой иерархии. Ну, это дело вкуса – кому как нравится или не нравится быть дискриминируемым. Что касается меня, то я лично предпочитаю быть дискриминируемым наравне с американцами и прочими гринго в Японии, чем читать в голубых саксонских глазах свою конкретную национальность. О японском национализме мне доводилось говорить с людьми из разных стран, азиатских, европейских и американских. Общее мнение совпадает с моим, особенно жалуются на японцев азиаты, где сильно влияние и где происходила колонизаторская деятельность Японии.  Причем, это явно не связано с финансовым положением той или иной нации – те же корейцы (южные) унижаются по рассказам более чем другие, в силу исторических причин*, на том же уровне находятся и граждане Сингапура, несмотря на их материальное благополучие. О росте японского национализма есть много исследовательских статей или здесь тот же текст.

Итак, гайдзин в Японии. Права иностранца в Японии существенно ограничены, причем зачастую даже официально. Общей системой является поручительство японской стороной за иностранца, что уже само по себе унижает. Без поручительства частного лица или фирмы Вы просто не можете решить некоторых проблем. Например, до недавнего времени (а в некоторых районах и до сих пор) снять квартиру без поручительства было невозможно. В некоторых клиниках, даже несмотря на вполне прилично говорящих по-английски врачей, Вас не примут без сопровождающего японца, на которого ложится вся ответственность перевода. Есть немало развлекательных клубов и даже ресторанов «japanese only». У меня была даже смешная история, когда мне не позволили брать в прокат видеокассеты из-за «незнания японского языка». Это произошло в одном из отделений широко известной Tsutaya-record – кстати, до сих пор храню аппликационную форму из этого магазина, в которой я обязан указать ГРУППУ КРОВИ, чтобы брать в прокат видеокассеты. Это уже другая сторона – тотальный сбор информации: чтобы получить сервис Вы должны рассказать о себе все, невзирая на конфедициальность. Другой пример – как-то при обмене 20 долларов США в Нарите мне пришлось заполнять анкету с паспортными данными, адресами и прописками. 

Япония совершенно не имеет опыта совместного проживания вместе с пришельцами. В 80-х, когда Япония открыла безвизовый въезд для иранцев, в обмен на льготные поставки нефти, в страну хлынул поток (ну, это не поток по нашим меркам, но для японцев…) иранцев, так теперь при упоминании о них губы настоящих самураев начинают трястись, а рука инстинктивно тянется к тому месту, где в давние времена висел меч. Правда, иранцы тоже оказались не лыком шиты и наладили продукцию фальшивых телефонных карточек, и прочего нужного хорошим людям ширпотреба. Но это криминал, здесь все ясно. А вот что касается поведения, то чем лучше тех же иранцев японец, возвращающийся вечером домой в подпитии и справляющий малую нужду в каком-нибудь углу на vending machine, продающую мороженное,  напитки, сигареты и пр. Эти машины в Японии действительно очень «умные» - принимают мелочь и банкноты до ста долларов, дают сдачу с любой платы, готовят Вам кофе «Вам сколько сахара? А сливки какие? а кофе крепкий?», иногда даже говорят на двух языках, и пр. Глядя на такую умилительную картину, невольно задаешься вопросом – а кто из них умнее, машина или японец? (Ну не люблю я, когда кто-то писает в неположенном месте – потом там вездесущие дети хватают все руками...)

Вообщем, эта тема очень обширная и глубокая. Жаль, что я не успел описать ее будучи в Японии, когда эмоции были еще свежи. Сейчас, уже в Германии, я могу более живописно описать лицо почтенной фрау, которое скукоживается когда читает в моей анкете: «Руссиш ?, Ах зо…». Да, дискриминация неприятна везде…
 

Губернатор Токио Синтаро Исихара славится скандальными заявлениями. То он призывает "сказать нет" стратегическому союзнику Японии - Америке. То предлагает "бросить все силы на расчленение Китая". Однако 9 апреля этого года Исихара превзошел сам себя: призвал армию "готовиться к подавлению иностранцев". Пользуясь тяжелой демографической ситуацией в Японии, заявил губернатор, в страну лезут нелегальные иммигранты, которые "творят чудовищные преступления". По мнению Исихары, они неминуемо устроят беспорядки в городе, если в Токио, скажем, произойдет крупное землетрясение. Пресса тут же обвинила Исихару в раздувании националистических чувств. Однако реакция многих рядовых токийцев была противоположной. В столичную администрацию посыпались послания в поддержку губернатора-патриота с призывом и дальше "резать правду-матку". Исихара явно задел соотечественников за живое: иностранцы и нехватка рабочих рук - больная тема в его стране, которая обладает практически однородным японским населением и столетиями пыталась оградить себя от чужеземцев. Еще военный диктатор - сегун Иэясу Токугава, объединивший Японию в самом начале XVII века, в страхе перед тлетворным западным влиянием накрепко закрыл границы страны, введя смертную казнь за контакты с иностранцами. Плотная изоляция продолжалась до середины XIX века: поднимались и рушились великие государства, Европа пережила Великую французскую революцию и наполеоновские войны, Россия прошла путь от Бориса Годунова до Николая I. А японцы сидели на своих островах, полагая, что где-то за морями обитают варвары с длинными носами, отвратительными голубыми глазами и рыжими, как у дьявола, волосами.  Первое массовое знакомство с чужеземцами состоялось лишь в первой половине XX века, когда японцы стали ввозить полурабов из завоеванной соседней Кореи. Отношение к ним было соответствующее - считалось в порядке вещей походя дать в зубы "воняющему чесноком корейскому лентяю". Презрение и подозрительность к инородцам вылились в конце концов в трагедию, о которой, кстати, вольно или невольно напомнил губернатор Исихара. В сентябре 1923 года Токио был почти уничтожен мощным землетрясением, и его жители быстро нашли козла отпущения. На всех углах стали шептать, что "грязные корейцы грабят разрушенные дома и отравляют колодцы". Слухи привели к массовым погромам: с фактического одобрения властей были зверски убиты несколько тысяч человек.

Советские люди "пальчики" не сдают
После 1945 года, вслед за завершением американской оккупации Японии, Токио вновь сделал все, чтобы оградить свою национальную чистоту: был введен крайне жесткий визовой режим. Япония никому не предоставляла политического убежища, и, например, всех советских людей, решившихся в годы холодной войны использовать пребывание на ее территории, чтобы остаться за границей, немедленно сажали на самолет и отправляли в США - пусть союзники сами разбираются. По сей день только считанные иноземцы умудряются получить местное гражданство - для этого нужны японский супруг (супруга) и, что еще важнее, высокие покровители. В 1952 году в стране ввели дискриминационную систему регистрации временно проживающих в стране иностранцев. Под страхом тюрьмы и штрафа они должны были постоянно иметь при себе удостоверение особого образца и в принудительном порядке сдавать отпечатки пальцев. "Пальчики", кстати, не сдавали только граждане СССР: наши службы сумели настоять на таком исключении. Все остальные, включая союзников-американцев, годами боролись за смягчение унизительных порядков. Только с 1999 года перестали брать отпечатки пальцев, а отсутствие удостоверения личности в кармане - считать уголовным преступлением. Смягчение режима связано не только с международным нажимом. Япония сейчас всерьез задумывается над тем, чтобы изменить отношение к иммиграции в связи с тревожной демографической ситуацией.

Страна стариков
Первая перепись, проведенная в Японии в 1920 году, показала, что лиц старше 65 лет в стране насчитывается всего 5,3 процента населения. Дальневосточная империя мало отличалась тогда от других районов Азии - в ней рождалось много детей, а высокий уровень смертности не давал старикам "накапливаться" в обществе. Показатель в 5,3 процента сохранялся до 1955 года, когда число пожилых людей стало стремительно расти - страна быстро богатела, повышался уровень жизни, резко улучшалось качество медицинского обслуживания. В 1970 году, по классификации ООН, Япония была провозглашена "стареющей нацией" - число лиц старше 65 лет перевалило за 7 процентов. В 1988 году их стало 11,2, а к концу 1990-х годов - свыше 15 процентов. 
По "удельному весу" стариков Япония все еще уступает некоторым странам Западной Европы, но там их процент давно стабилизировался. В Японии же число стариков растет темпами, от которых у демографов захватывает дух. Во Франции, например, их доля от общего числа населения повышалась с 7 до 14 процентов на протяжении 115 лет. Японии для этого потребовалось всего 26 лет. Японцы уже долгое время прочно удерживают первое место в мире по средней продолжительности жизни: 77 лет у мужчин и 83 - у женщин. Нет никаких оснований полагать, что эти показатели ухудшатся в среднесрочной перспективе. Одновременно в стране падает рождаемость - добившиеся материальной независимости японки стали с большой неохотой выходить замуж. К тому же многие молодые семьи предпочитают наслаждаться благами цивилизации и путешествовать, а не "менять памперсы" младенцам.
В результате к 2050 году, как полагают эксперты ООН, в Японии доля лиц старше 65 лет превысит 30 процентов. Рост числа престарелых никак не сможет восполнить катастрофическое падение рождаемости, и население страны, по прогнозам, к тому же 2050 году снизится до 105 млн. человек с нынешних 127 млн. Хорошо, конечно, когда люди живут долго и имеют право выбирать - возиться с детьми или делать карьеру. Однако в Японии старение и сокращение населения грозит экономической катастрофой. Уже в этом году, например, число людей в трудоспособном возрасте с 15 до 64 лет сократится здесь до 86 млн. человек, хотя еще в середине 90-х их было на миллион больше. К 2050 году в Японии останется не более 57 млн. потенциальных работников. Результат ясен - страна стоит перед угрозой резкого сокращения числа тех, кто платит налоги и содержит находящихся на заслуженном отдыхе стариков. В конце 80-х годов, например, каждого пенсионера в Японии поддерживали своими выплатами в соответствующие фонды примерно 8 человек. В 2015 году их будет всего два с половиной. Государство столкнется с необходимостью тратить все большую часть своих доходов на пенсии и медицинские льготы для стариков на фоне катастрофически падающих налоговых поступлений от населения. В результате Токио может оказаться на пороге бюджетного коллапса со всеми вытекающими последствиями. Ситуацию усугубляет то, что избалованные молодые японцы не желают заниматься непрестижной физической работой, и это создает серьезные проблемы целым отраслям экономики. 

Нелегалы для "трех К"
Токийский дом, где я живу, в прошлом месяце сотрясался от возмущения. "Придурки... неумехи... полное безобразие!" - только и слышалось со всех сторон. Направленная на косметический ремонт бригада молодых японских рабочих явно не справлялась со своими нехитрыми обязанностями - красили кое-как, даже гвоздь толком вбить не умели. "Что делать - к нам на работу идут самые отбросы, да и их не хватает", - оправдывался представитель ремонтной компании. На смену японцам пришла "интернациональная бригада" из пятерых ловких ребят - перуанцев, филиппинцев и тайцев. За несколько дней они сделали ремонт по высшему разряду. Однако в разговоры с жильцами парни старались не вступать, хотя явно понимали по-японски. Сомнений не было: наши шабашники были из числа нелегальных иммигрантов. Уже сейчас их насчитывается в стране не менее 250 тысяч, и заняты они в основном на работах, именуемых "три К" - "китанай, кикэн, кицуй" (грязные, опасные, тяжелые). Строительная индустрия во многом держится на иностранцах-нелегалах, которые вкалывают за скромные деньги. Такая же ситуация складывается с уборкой и переработкой мусора, с кожевенной промышленностью. За заработком в богатую Японию по туристическим или стажерским визам едут в первую очередь латиноамериканцы, тайцы, индонезийцы, филиппинцы. Мощный конвейер нелегальной переброски рабочей силы наладили китайские преступные синдикаты - японская береговая охрана не успевает отслеживать ржавые суденышки, на которых сюда доставляют нелегалов из прибрежных провинций КНР.
Дело даже не в том, что эти люди нарушают визовое законодательство, за что грозит три года тюрьмы и депортация. По правилам зарубежных граждан категорически запрещено брать на работы, где требуется физический труд, то есть именно туда, где сейчас больше всего не хватает рук.

В минувшем январе ООН распространила доклад о демографической ситуации в ведущих промышленно развитых странах, который вызвал в Японии шок. Эксперты ООН советуют Токио ежегодно принимать не менее 600 тысяч иммигрантов, чтобы восполнить стремительно сокращающееся работоспособное население. К 2050 году, по мнению экспертов, их число в стране следует довести до 33 млн. человек. По другой, более радикальной, рекомендации Японии нужно принимать до 10 млн. иммигрантов в год в течение 50 лет (где в маленькой стране расселить такое количество народа, не уточняется). Японцы, правда, не торопятся следовать советам зарубежных специалистов.

Вся надежда на Мацумото-сана
Токио пока лишь начинает постепенно снимать ограничения на использование зарубежной рабочей силы. Уже решено, например, ввести систему двухлетних "рабочих практик" для иностранцев. Однако большинство японцев не готовы к тому, чтобы рядом с ними на более или менее постоянной основе поселились миллионы чужеземцев со своими странными, на их взгляд, обычаями. В начале 90-х годов Токио уже имел опыт такого рода: в обмен на льготные поставки нефти он смягчил визовой режим для граждан Ирана. Результат не заставил себя ждать. На лужайках токийских парков задымились мангалы с шашлыком, зазвучали песни на гортанном языке, на улицах застрочили швейные машинки иранских портных, которые прямо на месте обшивали иранских же клиентов. Иранцы, в сущности, не делали ничего плохого, но сам их вид вызывал ужас у местного населения. Последней каплей стали жалобы токийцев на то, что гости мешают местным жителям в священную пору цветения сакуры проводить в парках церемонии любования цветами. В конце концов иранцев стали потихоньку вытеснять из общественных мест, а потом лишили визовых льгот. Еще больше пугают японцев китайские иммигранты. Уже сейчас преступные кланы из КНР и Тайваня фактически подчинили себе злачные районы Токио, где им проиграла схватку местная мафия якудза. В результате в некоторых районах столицы китайская речь уже сейчас слышится на каждом шагу. И все-таки иностранцев в Японии мало. В стране с 127-миллионным населением легально проживает менее полутора миллиона зарубежных граждан, включая 700-тысячную общину осевших здесь еще в начале века корейцев, которые уже давно вписались в японский образ жизни. Несмотря на советы ООН, Токио не спешит открывать ворота для иностранцев, поскольку без содрогания не может даже подумать о появлении в стране новых "мини-Тегеранов" или "мини-Шанхаев". В частных разговорах японские чиновники откровенно называют введение режима более свободной иммиграции "культурным самоубийством нации" и с одобрением относятся к призывам губернатора Исихары "хранить порох сухим". 

Кстати, кое-какая альтернатива массовому завозу иностранцев у Токио имеется: некоторые эксперты предлагают законодательно продлить работоспособный возраст до 77 лет. Это не шутка - местные старики отличаются необычайной бодростью, и в одном из российских представительств в Токио успешно работает завхозом восьмидесятилетний японец Мацумото-сан, который заткнет за пояс многих молодых.

                    It has never struck me as true that, as many Westerners assume, the
                  Japanese are innately difficult to understand; "inscrutable" is not a term I
                  have ever found acceptable in describing Japan or its people. It is more
                  the case that we Westerners rarely have bothered to look at the
                  Japanese simply as they are. And so we are often stunned, or mystified,
                  or perplexed, or fascinated, when the Japanese take this course or that,
                  in any given circumstance. Our perspective is "2-D" -- all surface, lacking
                  in depth.

                  It may be that we are about to be mystified, or perplexed, or even
                  stunned once again.

                  A new era

                  For 50 years the Japanese have denied any impulse toward the
                  expression of national pride. Nationalism was placed out of bounds as
                  soon as American soldiers took control of the country after the allied
                  victory in 1945. Under Gen. Douglas MacArthur, Americans declared
                  that the Japanese would henceforth be "internationalists," a vague notion
                  most of the country nonetheless tried to embrace. We in the West
                  assumed that the case was closed on this question. Nationalism would
                  remain the province of Japan's far-right fringe.

                  Suddenly, Japan is discarding an ethos of a
                  half-century's standing. There are now unmistakable
                  signs that nationalism is on the rise in Japan. No one
                  can take this moment lightly. It presents the
                  Japanese themselves with many fundamental
                  challenges. Just as important, it faces Japan's Asian
                  neighbors and the West with the task of re-examining
                  their old assumptions -- and then discarding many of
                  them.

                  Elected amid an economic recession now eight years long, Prime
                  Minister Keizo Obuchi promised to be no more than another
                  unremarkable Japanese caretaker when he came to office in the
                  summer of 1998. He has had his hands full with a banking crisis that
                  threatened global financial stability; at home, uncertainty among
                  consumers had depressed demand to the point where deflation was a
                  frightening possibility. In the political sphere, a united opposition
                  promised to take power from the long-governing Liberal Democratsat
                  the next election.

                  Whether by design or circumstance, however, Obuchi's term has marked
                  the emergence of a striking new climate in Japan. Not everyone shares
                  his government's evident sense of self-confidence. But neither can it be
                  dismissed as entirely inconsistent with popular sentiment in a nation that
                  has long been restive beneath an apparently imperturbable calm.

                  Signs of a resurgent nationalism

                  Shintaro Ishihara, a neo-nationalist firebrand and co-author a decade
                  ago of The Japan That Can Say No, offered an early sign of the new
                  mood. When he announced earlier this year that he would run for
                  governor of Tokyo, few observers gave him much chance. In April,
                  Ishihara won by a wide margin -- in part by promising to reclaim military
                  facilities in metropolitan Tokyo that Americans have used exclusively
                  since World War II.

                  Three months later, the national Diet voted to consider revising Japan's
                  "peace constitution," which bars the nation from military activity beyond
                  its borders. The 1947 document, drafted by American lawyers early in
                  the occupation, has until now been considered something close to a
                  sacred text -- and a cornerstone of Japan's "internationalist" ethos.

                  Last month came a vote in the Diet that declared the hinomaru flag, the
                  familiar red sphere on a white field, and "Kimigayo," a hymn praising the
                  emperor, the legal symbols of the state. Though long in informal use,
                  neither the flag nor the anthem had constitutional status since the war.
                  Their return reflects a disquieting nostalgia for an imperial era. 

                  Along with these events has emerged a clear determination to reassert
                  Japanese sovereignty in defense terms. In August, Japan held joint naval
                  exercises with South Korea -- a historical first. It also is stretching the
                  boundaries of what it is permitted to do under the U.S.-Japan Security
                  Treaty.

                  Let the people decide

                  How shall we understand these events? Many observers -- Japanese
                  and others -- view this trend with worry. The Diet's vote on the flag and
                  anthem came after almost no debate. It accompanied other legislation
                  expanding the power of the Japanese police to monitor private citizens --
                  a sensitive move in the nation that invented the "thought police" in the
                  1930s.

                  Clearly, Japan has waded into treacherous waters. No Diet vote on a
                  flag, a national song, a constitution or a defense mandate will remove the
                  nation's responsibility to acknowledge its treacherous wartime behavior
                  and square its self-image with the facts of history. Japan's leadership
                  has long dissembled on these points, but time reduces the necessity of
                  an honest accounting not one iota.

                  At the same time, one must finally applaud the Obuchi government for
                  putting these questions so forthrightly on the table. In doing so, it has
                  challenged the Japanese to the debate they have long needed.
                  Nationalism in Japan -- or anywhere else, for that matter -- presents a
                  danger only when it is unchecked by the democratic process.

                  The many opponents of the Obuchi government may wish to defend the
                  constitution as it stands; they may rightly object that the hinomaru is
                  tainted by the imperial past, or that a democratic country has no
                  business singing an anthem in praise of an emperor. If so, one can only
                  hope they will make their views clear – ferociously, if necessary.

                  The Obuchi government faces a general election at some point within the
                  next year. Ideally, the questions it has raised over the past few months
                  will make these polls a vital exercise in democracy.

                  What comes next?

                  As for the rest of us, it is time we untied a 50-year-old knot of our own.
                  "Internationalism" can never substitute for a healthy form of nationalism.
                  One cannot profess an international perspective without first possessing
                  a clear sense of identity.

                  We are challenged to discriminate between the aggressive hubris of
                  wartime militarists (and the nostalgia of their sentimental heirs) and
                  anyone's right to an ordinary sense of national pride. That will require
                  looking at the Japanese for what they are, without presuppositions.

                  The Obuchi government has taken an essential step toward Japan's
                  long-awaited reintegration into the global community. Worrisome? Of
                  course. But essential, nonetheless. Japan has begun to remake itself as
                  a nation, not simply an economy. To put it another way, "Japan Inc.,"
                  which was the consequence of our postwar policies toward Japan, is
                  dead.

                  "When situations change, the Japanese can change their bearings and
                  set themselves on a new course." That observation, like the one atop this
                  brief essay, is from Ruth Benedict's The Chrysanthemum and
                  theSword. Benedict's book is a flawed classic, but she was right to
                  underscore an ability to adapt that we have never quite grasped when we
                  look across the Pacific. 

                  Patrick L. Smith, a correspondent overseas for many years, is the author of Japan: A
                  Reinterpretation, which was recently issued in a Vintage paperback edition. He is a
                  contributing editor for IntellectualCapital.com.